— Может — надвое ворожит. У тебя в голове еще учебная романтика, детективный интерес, а у меня работа, за которую я, как старший оперуполномоченный уголовного розыска, несу ответственность. Мне, родной мой, игра в Шерлока Холмса боком выходит, — он ребром ладони провел по горлу. — Она у меня вот тут сидит!
Антон положил перед Кайровым бумаги и упрямо закончил свою фразу:
— Может, оно и так, товарищ капитан. Только приказ начальника — закон для подчиненного.
— Это конечно, — подтвердил Кайров и постучал пальцем по объяснительной Гаврилова. — А вот от таких дел напрасно нос воротишь. Чтобы понять психологию преступника, надо начинать с малого. Мне, например, прежде чем поручили серьезное дело, несколько лет пришлось мелочами заниматься.
— Видимо, я нетерпеливей, чем вы.
— Вот это и плохо. В уголовном розыске должны работать люди взрослые.
— Молодость — недостаток, который с годами проходит, — задиристо сказал Бирюков, но тут же перешел на уставной язык: — Разрешите выполнять задание подполковника, товарищ капитан?
— Выполняйте, лейтенант, — сухо ответил Кайров. — Только здорово не увлекайтесь. Помните, что и текущую работу кому-то делать надо.
Хирургу районной больницы Борису Медникову едва перевалило за тридцать, но он уже изрядно поседел и заметно раздался вширь. По натуре из тех добряков-флегматиков, которых почти до глубокой старости знакомые называют не иначе как по имени и запросто ведут с ним доверительные разговоры, Медников был отличным хирургом, хорошо разбирался в человеческой психологии, знал уйму анекдотов, любил поговорить на самые различные темы и никогда не имел своего курева.
Когда Бирюков вернулся от Кайрова в свой кабинет, Борис уже сидел там, поставив перед собою на стол саквояж с медицинскими принадлежностями.
— Дай закурить, — вместо приветствия сказал он Антону.
Антон развел руками:
— Не курю, Боренька.
— Правильно делаешь. Я вот тоже бросаю. Скоро поедем?
— Как Чернышев появится, председатель колхоза из Ярского.
— В таком случае схожу у ребят стрельну сигаретку.
— Посиди лучше здесь.
— Курить охота, аж уши пухнут.
— А ты отвлекись, расскажи что-нибудь.
Медников вздохнул:
— Что тебе рассказать? Нам бы, ни минуты не мешкая, давно пора мчаться на место происшествия. Мы же с тобой председателя Чернышева ждем. Пока доберемся до Ярского, день пройдет…
— Случай такой, что оперативность не играет существенной роли.
— Убили кого?
— Не знаю. Приедет Чернышев, кое-что расскажет. — Антон сел на свое место, облокотился на стол и, подперев ладонями подбородок, спросил: — Боря, какого ты мнения о Кайрове?
— Хорошего. А что, обижает он тебя?
— Нет, вроде… Понимаешь, по-разному мы с ним на работу смотрим. — Антон задумался. — Порою мне кажется, что Кайров повинность в уголовном розыске отбывает…
— Во куда хватил! Ваше расхождение во взглядах мне понятно. Ты, как молодой орелик, — Медников часто помахал ладонями, — не жалеешь крыльев. С одинаковой яростью готов бросаться и на мышонка, и на джейрана. А Кайров — старый беркут. Силы напрасно не тратит. Высмотрит, прицелится и… хоп! Готово. Конечно, и у Кайрова есть свои слабости. Нрав у него крутой, самолюбивый — это многих от него отталкивает. Однако как розыскник, скажу тебе, Кайров — голова. Ему крепкие орешки по зубам…
Чернышева пришлось ждать больше часа. За это время Медников высказал свое мнение о девальвации американского доллара, «установил» подлинного убийцу президента Кеннеди, высоко оценил работу японской разведки и, стрельнув все-таки у ребят сигарету, с наслаждением принялся дымить. В разгар этого занятия и заявился Чернышев. Поздоровавшись с Медниковым, как со старым знакомым, он протянул загоревшую до черноты жилистую руку Антону и, не выпуская его ладони из своей, удивленно спросил:
— Никак Игната Бирюкова сын?
— Его, — ответил Антон.
Чернышев улыбнулся:
— Ну, голубчик, тебя и без паспорта опознать можно. Копия бати: лоб упрямый, глаза, что небо голубое. Судя по плечам, и силушка батина досталась, а?.. Игнат-то в молодости однажды на спор годовалую телушку кулаком между рогов приласкал, та и копытца отбросила.
Медников захохотал:
— Не знал, что лично знаком с потомком русского богатыря.
Чернышев повернулся к нему:
— Истинную правду говорю. Силен его батя в молодости был, ох силен! — и заторопился: — Ну, поехали, голубчики, поехали. Дорогой наговоримся. Мой «оппель-председатель» урчит у подъезда.
«Газик» лихо промчался мимо железнодорожного вокзала, встряхнулся на рельсах переезда, вильнул по окраинным улочкам райцентра и, оставляя за собой разрастающийся шлейф пыли, вырвался на щебеночное шоссе. Только после этого сидевший рядом с шофером Чернышев обернулся к Бирюкову:
— Значит, осуществил свою мечту?
— Какую? — не понял Антон.
— Рассказывал мне Игнат, что ты еще в детстве любил разные тайны да загадки разгадывать.
— А-а… — улыбнулся Антон. — Осуществил.
— Вот у нас тебе тайна и подвернулась. По порядку говорить или вопросы будешь задавать?
— По порядку.
— Не знаю, насколько мои предположения правильны, но, думаю, случай с нашим колодцем заслуживает внимания, — начал Чернышев. — Находится колодец в двух километрах не доезжая Ярского и метрах этак… в двадцати левее дороги, по которой мы сейчас едем. У нас в том месте культстан, как мы его по старинке называем. Небольшой домик. В страдную пору механизаторы живут в нем. Люди-то работают от зари до зари, каждый час дорог. Ну и, значит, чтобы не мотаться ежедневно домой да из дому, время экономят. Много лет из того колодца брали питьевую воду, пока однажды не вытащили дохлого кота. То ли по этому поводу, то ли по другому, не помню, колодец забросили, стали воду из родничка брать. Последние годы на культстане никто не жил, и о колодце вообще забыли. А нынче сенокос трудный. То раздождится, то жарища невозможная ударит…