Тайна старого колодца - Страница 39

Но Щелчков уточнил:

— Он почти и не жил в Ярском. То с пассажирами в к-какую-нибудь деревню забурится, то бутылку водки засадит и спит прямо в кабине, где придется. А з-злой был, когда выпьет, как з-зверь. Чуть что не так, сразу за рукоятку хватается, какой машину з-заводят.

Дальнейший разговор подполковник свел к уточнению деталей. Детали были скупыми, но в какой-то мере они уже давали возможность, хотя бы ориентировочно, представить портрет дяди Гриши: телосложение — крепкое, рост — примерно метр семьдесят пять, черты лица грубые, волосы русые, подстриженные «под бокс». Искать дядю Гришу следовало в одном из автотранспортных предприятий Новосибирска, так как Щелчков помнил, что дядя Гриша часто упоминал этот город. Был намек и на фамилию: Бухов, Бухаев, Бухнов… Что первые буквы «бух», Щелчков не сомневался.

— У нас так Маркел Маркелович б-бухгалтеру пишет на требованиях или заявлениях, — сказал он.

Собираясь уезжать, когда Щелчков и Столбов уже вышли из кабинета, Чернышев на минуту задержался и сказал:

— Человек не иголка, теперь этот «Бух», если он жив, никуда не денется. Может, в помощь милиции для розыска из наших ребят кого подбросить? У нас есть дельные парни, грамотные.

— Попробуем обойтись своими силами, — улыбнулся подполковник.

Подчеркнуто молчавший Кайров вдруг весело засмеялся:

— Ты, Маркел Маркелович, наверное, и за Проню Тодырева такой же горой встал бы, как сейчас поднялся за Столбова.

— А ты что думал?! — удивился Чернышев. — Проня тоже мой голубчик. Хоть и лодырь, хоть и сопливый, но мой. Кто же за него вступится, если не я? У меня принцип такой: предъяви неопровержимые доказательства, что человек виновен, и тогда хоть на всю катушку, как по закону положено, наказывай его. Пока таких доказательств нет, зубами буду грызться за каждого своего колхозника.

Когда Чернышев, распрощавшись со всеми, вышел, подполковник, просматривая сделанные записи, будто самому себе сказал:

— Вот и дядя Гриша появился…

— Это уже что-то более конкретное! — весело подхватил Бирюков и с опаской взглянул на Кайрова.

Скука с лица капитана сошла, но он все еще вроде в чем-то сомневался, чем-то был недоволен.

— Что молчишь? — спросил его подполковник.

— Гложет меня червь сомнения, — несколько театрально произнес Кайров. — Вы обратили внимание, что и Щелчков и Столбов не уверены, узнают ли они шофера? Копошится во мне подозрение, будто сочиняют молодцы Чернышева сказку. Ищите, мол, дядю Гришу. Не найдете, что ж… мы не виноваты, мы его в лицо не помним.

— Да-а, — вздохнул подполковник. — Все может быть, но… Попробуем все-таки искать, а?

— Я не против, — быстро согласился Кайров. — Жаль будет только, если розыски окажутся мартышкиным трудом.

Гладышев словно не услышал последней фразы.

— Поручим мы это дело Бирюкову, — сказал он. — А для поддержки духа выделим оперуполномоченного уголовного розыска Славу Голубева, который любит коллективно работать. Вот пусть вдвоем едут в Новосибирск, пусть в автохозяйствах переберут всех до одного шоферов. Не может же этот дядя Гриша бесследно исчезнуть, — и, посмотрев внимательно на Антона, спросил: — Согласен, Бирюков?

— Так точно, товарищ подполковник. Согласен, — отчеканил Антон.

18. Серебряный портсигар

Автотранспортных предприятий в Новосибирске оказалось изрядное количество. Чтобы просто побывать в них, надо было затратить не меньше дня. Бирюков же с Голубевым не только наносили «визит дружбы», но и подробно беседовали с руководителями, разыскивая шофера с именем Григорий и фамилией, начинавшейся с «Бух». Начальники отделов кадров встречали хотя и не с распростертыми объятиями, но, во всяком случае, терпимо. Они вытаскивали из шкафов груды учетных карточек, подсказывали, кто из шоферов более или менее похож на того, кем интересовался уголовный розыск. В результате количество карточек уменьшалось, и Антон со Славой начинали разглядывать фотографии, внимательно изучать биографические данные. К удивлению Антона, фамилий, начинавшихся с «Бух», оказалось великое множество. Были Бухарины, Бухманы, Бухановские, Бухтармины, а один попался даже Бухтаратайкин. Но все они не подходили или по возрасту, или по стажу работы, или по внешним данным.

На другой день Бирюков и Голубев разошлись по разным предприятиям, решив, что так дело пойдет в два раза быстрее, но вечером по-прежнему вернулись в гостиницу ни с чем. Так продолжалось и третий, и четвертый, и пятый день. К концу недели Антон почти полностью убедился в правоте Кайрова — труд походил на мартышкин. И только беззаветно верящий в коллективизм Голубев не унывал. Устало потягиваясь на гостиничной койке, он, как ни в чем не бывало, рассказывал Антону:

— Вот на границе мы одного жука полгода караулили. Контрабандой, паразит, занимался. Хитрюга невыносимый! Со стажем проходимец был, с дореволюционных лет махинациями промышлять начал, все тонкости конспирации знал. И что ты думаешь? Взяли, как суслика! Колхозники помогли задержать.

Бодрое настроение Голубева вселяло какую-то уверенность в предстоящем успехе. Однако по прошествии недели Бирюков все-таки позвонил в райотдел и доложил подполковнику Гладышеву о бесплодности поисков. Тот, видимо, уловив в голосе Антона нотку пессимизма, спросил:

— Как настроение у Голубева?

— Как всегда, отличное, — ответил Антон. — Верит в успех.

— Вот и ты должен верить, — ободрил подполковник. — Запомни, нет безнадежных дел, есть люди, безнадежно опускающие руки. Для сотрудника уголовного розыска это самое последнее дело — опустить руки.