Как обычно, Чернышева в конторе не было. Милицейская машина долго петляла по скошенным колхозным лугам, прежде чем подполковник отыскал Маркела Маркеловича. Обрадовавшись встрече, Чернышев выслушал подполковника, энергично хлопнул себя по коленке.
— Памятник вам при жизни надо ставить! Такой давности дело раскопали, — он почесал в затылке. — Глубокое озеро-то. Как искать, голуба моя, будем? Столбову можно поручить?
— Конечно. Почему ж нельзя?
— Тогда найдем! Лучше Столбова у нас в Ярском никто не ныряет. А спросил-то о нем вот по какой причине: прошлый раз Кайров вроде подозрение ему высказывал.
— Почему подозрение? — подполковник нахмурился. — Прежде чем до истины добраться, приходится сотни всяких предположений перекрутить.
— Вообще-то правильно, — согласился Чернышев. — Дело серьезное. С плеча рубить нельзя, чтобы дров не наломать.
Вечером за околицей Ярского, у берега Потеряева озера, можно было видеть необычную картину. Столбов в одних плавках, с длинным шестом в руках, обхватив ногами два сколоченных бревна, медленно кружил на одном месте, будто измеряя шестом глубину. Иногда он останавливался, осторожно сползал с бревен и скрывался под водой. Вынырнув, отфыркивался, снова забирался на свое плавучее сооружение и, передвинувшись на несколько метров, принимался за прежнее.
Маркел Маркелович Чернышев, подполковник Гладышев и двое понятых из колхозников сидели на берегу и внимательно наблюдали за Столбовым. Чуть поодаль от них, сбившись стайкой, нахохлились деревенские ребятишки, без которых, конечно же, не могло обойтись такое непонятное занятие. Не обошлось оно и без Егора Кузьмича Стрельникова. Неслышно подойдя к сидящим на берегу, он поздоровался, несколько минут, щурясь от вечернего солнца, глядел на Столбова и, не сдержав любопытства, проговорил:
— Никак, слышь-ка, глубину Витька измеряет…
Чернышев с улыбкой посмотрел на старика:
— Тебе, Егор Кузьмич, не сидится дома.
— Да какие у меня могут быть домашние дела, Маркел Маркелович? Можно сказать, нахожусь на заслуженном отдыхе. А отдых я понимаю так: желаешь — дома сиди, желаешь — совершай прогулки. Вот когда мы с Юркой Резкиным помогать тебе приходили на сенокос, ты не ругался…
Стрельников помолчал, видимо, рассчитывая, что Чернышев поддержит разговор, но тот молча закурил.
— Должно быть, чего-то строить решили? — опять не утерпел старик.
— Фонтан в озере отгрохаем, чтобы вода метров на десять вверх бузовала, — серьезно сказал Чернышев.
— Ух, ты, мать честная! — Егор Кузьмич сдернул с головы картуз. — Дак это ж сколько денег на такое сооружение понадобится?
— Сто тысяч.
— По старому курсу или в современном исчислении?
— В современном.
Старик раскрыл рот, похлопал белесыми ресничками:
— Не иначе, слышь-ка, Маркел Маркелович, указание заморских иностранцев встречать? Только, если разобраться, к чему для них такой огромадный фонтан строить? Прямо сказать — ни к чему. Будет вода переливаться из пустого в порожнее, и вся затея. Иностранцы-то приедут и уедут, а колхозникам смотреть некогда. Пожалуй, один я зрителем и могу стать.
— Ну, уж только один ты и будешь смотреть, — с самым серьезным видом проговорил Чернышев и показал на дорогу: — Вон Проня Тодырев, когда проснется, поглядит.
От деревни к озеру в неизменной тельняшке с обрезанными рукавами лениво-задумчивой походкой приближался Проня. Перед ним, пиная в дорожной пыли засохший лошадиный котях, как медвежонок из мультфильма, в длинных широких трусах, колобком катился пацан Степка.
Не дожидаясь, когда Проня подойдет, Маркел Маркелович сердито сплюнул, поднялся и пошел к берегу. За ним потянулся Егор Кузьмич.
Подойдя к подполковнику, Проня поздоровался, без всякого интереса посмотрел на Столбова, зевнул и сел на траву. Пацан Степка дал около него кругаля, шмыгнул облупившимся носом и погнал котях к густому репейнику, буйно лопушившемуся на береговом пригорке. Молча просидев минут пять, Проня повернулся к подполковнику, равнодушно спросил:
— Вы, как понимаю, из милиции?
Гладышев утвердительно кивнул. Проня кашлянул, словно хотел что-то сказать, но не решился. Столбов по-прежнему не выпускал из рук шеста. Чернышев, расхаживая по берегу, подсказывал, где лучше искать. Следом за Маркелом Маркеловичем тенью, ходил Слышка. К ним подошел Юрка Резкин.
— Тут до вас молодой следователь был, — вдруг заговорил Проня. — Насчет колодца, значит, разбирался.
— Так… — неопределенно произнес подполковник.
— Просил меня бумагу написать. А чо писать? Все ясно, как ясный день. К тому же подчерк у меня некрасивый и времени для писательства нет.
— Какую бумагу?
— Обыкновенную, вроде объяснения или заявления. Как Витька Столбов разводным ключом ухайдакал человека и ключ спрятал. А на меня хотел свалить, вроде бы я этот ключ украл.
— Что? Что?.. — заинтересовался подполковник. — Какой ключ? Какого человека?
— Тяжелый ключ, железный, каким гайки откручивают… — начал объяснять Проня, но его прервал басовитый детский рев.
Из-за лопухов, весь в репейных колючках, выкатился Степка и, размазывая по лицу слезы, подбежал к Проне.
— Чо базлаешь, поносник! — сердито прикрикнул на него Проня и виновато посмотрел на подполковника. — Во неугомонный пацан уродился! Чуть проглядишь, куда ни есть да врюхается. Сей секунд на глазах был и уже успел к репьям припаяться, — повернулся к Степке: — Заглохни!
Степка поперхнулся, разом прекратил рев. Сообразив, что от отца ждать помощи нечего, вытряхнулся из трусов и, громко швыркая носом, сосредоточенно стал отрывать от них колючие репейные шарики.